НОВАЯ СИБИРЬ №13 (394) 31 марта 2000

После презентации журнала "Драгоман Петров" осталось много вопросов. Поэт и филолог Игорь Лощилов решил прояснить картину для читателей "Новой Сибири"

Кто такой драгоман Петров (или что это такое)

... кто же скажет брату своему "ракА",
подлежит синедриону; а то скажет
"безумный", подлежит геенне огненной.
Мф 5:22

Когда сердце н<о>чери обнажено в словах,
Бают: он безумен.
Велимир Хлебников, 1912

Обложка журнала "Драгоман Петров" представляет собой целостный блок "новостной информации" восьммдесятилетней давности, воспроизведенный из иллюстрированного художественно-литературного журнала "Искры" (Воскресенье, 13 ноября 1916, №44, 347) без изменений, по принципу "реди-мэйд". Связанные с ним семиотические коллизии выражают дух нового издания.

Перед нами ансамбль знаков различной природы, согласно классификации Чарльза Пирса: знаки-индексы (заголовок, подписи под фотографиями), знаки-Иконы (две фотографии драгомана и растительный орнамент в стилистике раннего модерна или "арт нуово") и знаки-символы (текстовая часть). Самый общий взгляд, бросаемый из сегодняшней семиотической ситуации, заставляет предположить, что речь пойдет о человеке, подверженном некоей неизвестной нам психической аномалии или опасному изваращению влечений, a la вагиновский капитан Органов. Усиливают это впечатление и фотографии. Удвоение портрета впровоцирует ассоциацию с принятой в криминалистике традиции фотографирования преступника анфас и профиль, хотя вторая фотография как бы "придвигает к нам героя все в той же фронтальной позиции. Подпись внизу второй фотографии допускает предположение о необратимости случившегося с драгоманом. Своеобразный "стереоэффект" поддерживается рядом бинарных оппозиций: 5 лет назад vs. сейчас, в Персииvsв России (заметка перегружена русской топонимикой), пластическое целое фигуры vs лицо. Наиболее болезненное впечатление производит фото "персидского" периода; неестественность судорожной позы и маниакальный взгляд "в упор", в свете дальнейшего, без труда можно было бы объяснить, впрочем, непривычным для русского военного климатом (фоном служит экзотичкская растительность, корреспондирующая к орнаменту-виньетке). Фамилия героя, бесспорно, служит "опорой " для любой интерпретации и работает в качестве жесткого десигнатора - знака, значение которого остается неизменным при переходи из одного возможного мира в другой. Мин, в котором жил драгоман - мир, где прошло детство Владимира Набоков и Юность Юрия Андреевича Живаго. Врочем, фамилия "Петров" не столько выделяет героя из некоторого множествк, сколько приобщает к многомиллионной армии его однофамильцев. Звали драгомана, скорее всего, Федором Николаевичем. Нельзя исключить, впрочем, что отец его был Нилом или Никифором, а сам драгоман носил имя Филиппа, Фаддея или Фомы. Значительно сложнее обсоит дело со словом "драгоман", которое претерело серьезные мутации при пересечении плотных слоев исторической и лингвистической реальности. В имманентной сегодняшенму миру лингвистической ситуации для подавляющего большинства носителей русского языка это слово не связано с каким-либо определенным значением, но по ассоциации воспринимается в ряду слов, восходящих к греческому mania: графоман, клептоман, драгоман. Между тем, слово пришло в русский не из греческого, а из арабского (tarhuman), и означает (точнее, означало) "военного или дипломатического переводчика при европейском посольстве в какой-нибудь из стран Востока". Таким образом, то, что мы приняли было за название болезни или преступной страсти, указывает всего лишь на профессиональную принадлежность героя заметки. Некто, носивший имя Ф.Н. Петрова, оказался лже-маньяком в результате интерлингвистической омофонии и омографии, подобно мнимым китайцам Ван Ю Шину и Ли Си Цыну, а также в результате скачкообразных явлений в диахроническом развертывании истории и языка, которые вынуждают нав переводить "с русского на русский".

Элемент безумия и абсурда в замтке о драгомане Петрове, тем не менее, присутствует. Стоит обратить особое внимание на тот факт, что некоторые формулировки создают вокруг героя ореол мученичества ("глумились над ним и даже били его") и подключают евангельские ассоциации (достаточно поставить большие буквы в начале местоимений); еще один непреднамернно раскрытый в тексте семантический ряд (пребывание в Персии, армейская служба, временное водворение в психиатрическую лечебницу) способен напомнить сведущему в истории русского авангарда читателю факты биографии Председателя Земного Шара Велимира Хлебникова.

Семиотические медитации по поводу информационного блока из старого журнала могли бы стать подступами к новой, "заумной" историографии, а может быть, и историософии." Так вот она - настоящая с таинственным миром связь!"- воскликнем мы совсем, казалос бы, не по-будетсянски. А дальше все может стать как в Начале: озноб, невольная (или добровольная?) немота и танцующее в небе золото.

Существенно и то, что подшивка старых "Искр попала в наши руки совершенно случайно: "случайное, - как писал читаемый и почитаемый всеми Иосиф Бродский, - являясь неизбежным, приносит пользу всякому труду". Некоторые из писавших о "Драгомане Петрове" (НС, 2000, №10 [391],2) заподозрили связь с "философскими рецептами" Николая Федорова. В этом есть доля здравого смысла. Однако, даже если осмыслить предпринятые выше аналитические манипуляции как своего рода воскресительную магию (если Вы дочитали до этого места, считаем необходимым внести ряд уточнений самого общего характера; Вы держите в руках газету "Новая Сибирь", а не старый журнал "Искры"; Бог есть; деревня, где мы с Вами живем, по-прежнему называется Макондо, если Вы до сих пор еще помните хоть что-нибудь из всей этой латиноамериканщины; все это следовало бы оформить в виде сноски * ,но тогда Вы прочли бы эт опрежде всего остального; попробуй пикни, нелегко будет ответить на вопрос о том, кого же мы воскрешаем: драгомана Петрова или безымянного автора корреспонденции о случае из его жизни, который при определенных условиях мог бы занять достойное, тридцать первое, место среди "Случаев" Даниила Хармса. Неплохо было бы также забронировать место в вагоне, следущем без остановок до федоровских небес обетованных, места для двух фотографов, художника, нарисовавшего цветочки, наборщика, метранпажа и неопределенного числа типогравских рабочих во главе с Иоганном Гутенбергом.

Отрадно, что словесное сращение "Драгоман Петров" (сравни: капитан Лебядкин, унтер Пришибеев, покручик Киже; примеры проще и ближе: журнал "Рудин", издававшийся Ларисой Рейснер и самоновейший лево- (или право-?) радикальный "Радек"), сохранив природу знака-индекса, указывает отныне не только в сторону затерявшейся было окончательно в прессе предреволюционных лет журнальной заметке о безвестном толмаче, вошедшем в комиссию по делу о помрачении его собственного ума, но и буквально - нажатием на кнопку компьютерной "мыши" - пролагает путь к результатом творческих усилий серьезных современных авангардистов: www.dragoman.newmail.ru и/или www.dragoman.narod.ru.

Игорь Лощилов, PhD, глава СО АЗ
(Сибирского Отделения Академии Зауми)

* Постмодернизм, как и деконструкция, да и антипсихиатрия, - не наш путь; наш путь - авангард. "Драгоман Петров" был запущен в Интернет 9 марта 2000 года из мемориального домика, где работал один из отцов космонавтики Кондратюк, при поддержке новосибирского филиала института "Открытое Общество" Фонда Сороса благодаря совместным усилиям Филиппа Третьякова, Виктора Iванова, Павла Розанова, Святослава Одаренко, Сергея Тиханова, Вилена Барского, Антона Сурнина, Акифуми Такеда, Николая Зайкова, Евгении Шестаковой, Андрея Кузнецова, Ирины Леутиной (Скво), Дмитрия Умбрашко, Данилы Давыдова, Александра Очеретянского, Ольги Платоновй, Михаила Богатырева и автора этих строк.