Обыкновенная пуговица

А.П. ВАСИЛЕВИЧ, доктор филологических наук,
С.С. МИЩЕНКО /«Энергия» 2005, № 9. С. 60-65./ (материал c сайта www.courier.com.ru)

Пуговица. Что в этом привычном, обыденном предмете может быть интересного? «Ясно, как пуговица» находим мы в словаре сравнений. Сложно и представить себе времена, когда ее не было. И все же неизменный интерес она вызывала всегда, и нынешние времена — не исключение. Достаточно упомянуть прошедшую недавно выставку пуговиц в Оружейной Палате Кремля и сравнительно влиятельное направление в коллекционировании.

Что же интересного можно узнать, обратившись к обыкновенной пуговице?

Начнем с ее возраста. Первые застежки, напоминавшие пуговицы, появились примерно в III тысячелетии до нашей эры. На раскопках в долине Инда найдена самая настоящая пуговица с двумя дырочками для пришивания. Изредка встречаются пуговицы и в античных раскопках, подчас очень красивые: из терракоты, позолоченные и т.д. Воины Древнего Рима широко использовали пуговицы в своей аскетической одежде. Предки нашей русской пуговицы известны по материалам археологических раскопок и датируются VI в.

И все-таки эти предметы, как бы ни были они похожи на пуговицы, не функционировали в качестве таковых, поскольку далеко не всегда предназначались для застегивания одежды. Древнее одеяние было скроено таким образом, что не предполагало застегивания вообще. Вместо него имело место закапывание на булавку, фибулу. Для чего же служили найденные археологами предметы, которые мы воспринимаем как пуговицы?

Если суммировать идеи ученых разных областей знаний — историков, этнографов и др., то можно выделить четыре основных функции пуговицы:

1. утилитарная (пуговица как застежка);
2. декоративно-эстетическая (пуговица как украшение);
3. магическая (пуговица — оберег или талисман);
4. семиотическая или информативная (пуговица как опознавательный знак) .

Семиотическая функция исторически появилась значительно позже других и не может сравниться с ними по своей значимости. В этой своей функции пуговица используется, как знак принадлежности к определенной группе лиц, объединенных профессией, статусом и т.д. (ср. служебные мундиры, ливреи и т.п.). Сейчас пуговицы все шире привлекаются в качестве дополнительного средства создания корпоративного имиджа, однако не надо думать, что эта функция свойственна только нашему времени. В XVIII-XIX вв. лакеи в родовитых семьях имели пуговицы с соответствующим гербом или короной; швейцары банков — пуговицы с произвольным рисунком, но обязательно с названием или аббревиатурой самого банка; чиновники Министерства иностранных дел носили на мундирах плоские пуговицы с изображением двуглавого орла, держащего в лапах оливковую ветвь.

В настоящее время мы воспринимаем пуговицу, прежде всего, как выполняющую функцию утилитарную. Так же воспринималась она еще в XIX в., поскольку В. Даль в «Толковом словаре живого великорусского языка» (М., 1981) дает определение, не имеющее даже намека на остальные три функции: пуговица — кружок или шарик, шляпка с ушком, пришиваемая к одежде для застежки на петлю. Однако и вторая из перечисленных выше функций всегда являлась весьма важной, поэтому до сих пор неясно, какая из этих двух функций определяла изначальное назначение пуговицы.

С одной стороны, пуговицы, найденные в различных раскопках, явно служили застежками. Так, униформа греческих воинов застегивалась спереди ремнями на несколько металлических пуговиц с «ножками». По некоторым данным лишь в XIV веке появляется на одежде то, без чего не бывает пуговицы в ее сегодняшней функции, — петля. Кто по достоинству оценил связку пуговица-петля, так это мастера по изготовлению брони — ведь благодаря ей можно было надежно смыкать полы рыцарского панциря. В каком порядке заходят эти полы друг на друга, имело важное значение. Воин приближался к врагу, двигаясь вперед левым плечом, которое было защищено щитом. Важно было, чтобы левая пола заходила выше правой, чтобы вражеский меч не скользнул в зазор между ними. Так зародился мужской стиль, существующий по сей день.

С другой стороны, среди археологических находок древнегреческого искусства с IV в. до н.э. по I в. н.э. попадаются пуговицы из золота, что говорит, прежде всего, об их декоративном значении. В допетровской России пуговицы на одежде были своеобразной «визитной карточкой» владельца. Их количество, форма, имевшиеся на них узоры и знаки могли поведать о положении человека, его заслугах, близости к власти. К каждому виду платья полагалось строго определенное число пуговиц: к кафтану пришивали по 3, 8, 10, 11, 12, 13 или 19 пуговиц; к шубе — по 8, 11, 13, 14, 15, 16 и т.д. Самое большое количество пуговиц полагалось иметь на тигилее. На тигилеях Ивана IV, например, имелось: на одном — 48, на другом — 68 золотых пуговиц. Характерно также наличие украшений у самих пуговиц (в виде кисточек).

В Европе того времени при описании одежды богатых людей пуговицы фигурировали, так сказать, отдельной строкой: они делались из золота, серебра, кораллов, янтаря, жемчуга. В летописи XV в. упоминаются четыре туники, переданные вдове одного вельможи, который был •казнен герцогом Миланским. Каждая туника имела от 40 до 126 золотых пуговиц. Вообще количество пуговиц далеко превышало практические нужды. Например, в 1757г. английский герцог Бедфорд заплатил пять фунтов (месячный доход зажиточного ремесленника) за мундир со ста пуговицами.

Обращали внимание и на петли: их украшали серебряным орнаментом, превращая в дополнительное средство украшения. Известно о возбуждении судебного иска одного итальянского адвоката против некоей дамы, на платье которой оказалось значительно больше пуговиц, чем было дозволительно. Даме, однако, удалось выиграть дело в суде, доказав, что у большинства ее пуговиц не было ни петель, ни других приспособлений для застегивания, и потому их нельзя было считать собственно пуговицами. Известен факт, когда стоимость шубы в два с половиной раза уступала стоимости помещенных на ней пуговиц.

В эпоху Просвещения (XVIII в.) пуговица оставалась важной декоративной деталью мужской одежды. В это время сюртук с большим числом пуговиц был наиболее ходовым видом одежды. Чаще всего это был длинный, до середины икр, пиджак, имеющий квадратные полы спереди и сзади, а пуговицы из драгоценных металлов тянулись в два ряда сверху до колен. Петли имели чисто декоративное значение, не используясь по назначению. Особым шиком считалось вообще не иметь петель; исключение делалось для одной-двух петель у воротника — в качестве петлиц для украшения.

В 1767 г. некто Метью Бултон открыл в лондонском квартале Сохо торговлю пуговицами, имитировавшими драгоценные, но в действительности сделанными из заменителя. Этот простейший прием разом подорвал сакральное отношение к данному элементу одежды. Вскоре в Бирмингеме заработала фабрика по производству дешевых стальных пуговиц, а в 1807 г. датчанин Бертель Сандерс изобрел пуговицу, состоящую из двух отдельных дисков. Сразу появились легкие, с льняным покрытием пуговицы для нижнего белья. В XIX в, самым ходовым материалом сделалось коровье копыто и древесина растения корозо. Несмотря на кажущуюся девальвацию, пуговица, тем не менее, продолжала в народе ассоциироваться с начальством. «И за светлой пуговицей совесть живет», — говорили русские крестьяне о добром барине.

В современном обществе мужская пуговица уже не может, конечно, служить символом какой бы то ни было торжественности. Эту функцию за нее выполняет запонка.

Интересно, что вплоть до XIX в. пуговица оставалась привилегией мужчин. Лишь треть всех пуговиц шла на женскую одежду. И только к середине века вместе с Haute Couture во Францию пришло осознание того, что пуговица в женском платье может быть не только функциональной, но и декоративной. Немедленно последовал взрыв. Как метко заметил один модный журнал 1877 г., «женщин обуяло пуговичное безумие». В то время большую часть фурнитуры составляли блестящие металлические пуговицы, и бедным модницам необходимо было чуть ли не ежедневно чистить до блеска все свое изобилие пуговиц на платье. Возможно, именно это обстоятельство побудило перейти к пуговицам, обтянутым тканью, сходной или точно такой же, как на платье. Пуговицы впервые появились на ночных рубашках.

Неожиданный импульс в развитии пуговиц дала королева Виктория. Овдовев, она в 1861 г. издала особый указ о порядке похоронных процедур. В нем, в частности, говорилось о необходимости использовать в траурном платье вдов непрозрачные черные пуговицы. В трауре самой королевы в этой роли выступал натуральный агат, однако для миллионов вдов понадобились строгие черные пуговицы из стекла или обшитые черной материей. Именно на выпуске этого вида пуговиц стала специализироваться фабрика в Габлонсе (Богемия), нашедшая столь неожиданное применение своим стеклянным изделиям.

«Прародителями» пластмассовой пуговицы стали так называемые галлинитовые (gallinite) пуговицы, которые делались из уплотненного казеина — молочного коагулянта, который производился на молочных комбинатах в Аргентине, высушивался и доставлялся во Францию. После соответствующей переработки он принимал вид агата, об истинном происхождении которого обыватель не догадывался.

Родоначальником же настоящей пластмассовой пуговицы можно считать парижанку Эльзу Шиапарелли, законодательницу женской моды Парижа в 1930-е гг. В содружестве с неким Жаном Клеманом, который окончил школу искусств, и одновременно был хорошо образован в области химии. Совместными усилиями они изготовили огромное число невиданных ранее пуговиц различных форм и цветов, в том числе фосфоресцирующих. Здесь были пуговицы в форме фруктов — лимонов, апельсинов, грейпфрутов, в форме фигурок балерин, ложечек, рождественных колокольчиков, лошадок, шнурков для ботинок, бумажных скрепок. Все эти изделия носили сюрреалистический налет и предназначались для любой части костюма, где для них оставалось место — даже на шляпах. Открытый Эльзой салон Madame Schiap на Вандомской площади пользовался огромным успехом. Говорили, что модницам доставляло такое же удовольствие носить купленные там пуговицы, как самим авторам придумывать их.

Так или иначе, уникальные произведения из драгоценных камней или пуговицы, вышитые из ценнейших сортов шелка, стали соседствовать с изделиями вполне пригодными для массового производства. Последнее получало все большее распространение, во-первых, благодаря «новому мышлению» — Европа становилась все более демократичной, а во-вторых, в силу совершенно новой эпохи ношения одежды — появлению нижнего белья, в котором пуговица совсем перестала играть роль украшения и выполняла чисто утилитарную роль.

Теперь перейдем к обсуждению третьей функции пуговицы. Сегодня вряд ли кто помнит, что в прошлом пуговица была одним из важных магических амулетов, призванных отпугивать враждебные человеку силы. В полые пуговицы помещали дробину, кусочек олова или круглый камешек, издававшие при движении приглушенный звук, напоминающий звук бубенца. И пуговицы превращались в обереги.

Существовали разные формы оберегов — воротники, камни, бусы с магическими изображениями и т.д. Использовались и «шумящие» украшения, например, колокольчики, помещавшиеся на воротнике или на специальной цепочке. На раскопках в Новгороде была найдена рубаха молодого купца, на воротнике которой помещена крупная плетеная пуговица красного цвета, которая ничего не застегивала и вряд ли служила украшением. С учетом Tofo, что красный цвет у славян наделялся свойством отпугивать нечистую силу (и потому был очень популярен), можно обоснованно утверждать, что красная пуговица служила оберегом. Сам принцип плетения пуговиц сохранился до наших дней; китайские пуговицы в виде кулака обезьяны и аналогичные плетеные узлы «Джозефина» во Франции — не что иное, как отголосок старинных магических мотивов.

Магическая природа определялась двумя способами — рисунками (узорами т.п.) на пуговице и формой (например, форма яйца или желудя считалась символом плодородия).

Наши предки считали ворот своей одежды очень важной деталью в мистическом плане: ведь самыми уязвимыми, самыми беззащитными по отношению к нечистой силе оказывались наиболее открытые части тела — шея и лицо. Злых духов нельзя было беспрепятственно пропускать к телу человека. В связи с этим первые пуговицы помещались на воротнике и рукавах и украшалась заговоренными узорами, призванными отгонять, отпугивать от владельцев одежды злых духов. Действительно, весьма частыми археологическими находками являются древнерусские пуговицы «гирьки», украшавшие воротники крестьянских рубах. Практически все они имеют явно выраженное магическое значение. Чаще всего встречается символ солнца — спираль или круг с точкой посередине. Это и понятно: солнечный свет отгоняет силы Мрака. Реже встречаются знаки земли и засеянного поля.

Заметим, что символика геометрических орнаментов уходит в глубочайшую древность и оказывается более или менее одинаковой у разных народов. Треугольник (и, соответственно, число три) символизировал: рождение, жизнь и смерть; начало, середину и конец чего-либо; детство — зрелость — старость и, наконец, триединое начало человека: духовное, телесное и душевное. Четырехугольник (число четыре) — символ сторон света, четырех стихий природы (земля, воздух, огонь, вода). Пятиконечная звезда, называемая также «печатью Соломона», считалась сильным оберегом. Священное счастливое число «пять» выступает знаком завершенности (у нас пять органов чувств, по пять пальцев на руках и ногах и т.д.). Шестиугольник, известный современникам как «звезда Давида», — знак совершенства (мир был сотворен Богом за 6 дней).

О магической функции пуговиц упоминает академик Б.А. Рыбаков в своей книге «Язычество Древней Руси». Он цитирует онежскую былину «О Дюке Степановиче и Чуриле Пленковиче»:

А молодой боярин Дюк Степанович / Стал плеточкой по пуговкам поваживать, / Пуговкой о пуговку позванивать. / Как от пуговки было да до пуговки, / Налетели тут птицы клевучие, / Наскакали тут звери рыкучие...

Исследователи русского былинного эпоса всегда обращали внимание на эти волшебные пуговицы, пытаясь как-то истолковать их значение. Ответ на эту загадку неожиданно дали археологи: в одном из древнерусских княжеских кладов Х-Х111 вв. были обнаружены четыре массивные золотые пуговицы с магическими изображениями тех самых «птиц клевучих» и «зверей рыкучих». Рыбаков определяет эти пуговицы как «пуговицы-заклинания»: видимо они использовались для магических действий типа вызывания духов. И память об этих волшебных пуговицах вошла в былинный фольклор и сохранялась в народе на протяжении столетий!

Вера в мистические способности пуговицы была жива в народе еще в относительно недавнее время. В 1931 г. лондонская газета Sunday Time публикует статью «Пуговица убитого царя», где сообщается, что в Уфимской губернии чекистами арестован крестьянин, владевший «магической пуговицей», будто бы принадлежавшей Николаю II. Крестьянин лечил царской пуговицей всех уфимских больных. По его словам, за неделю до убийства царя в Екатеринбурге пуговица была подарена ему красноармейцем, стоявшим в карауле у дома Ипатьева. Лекарь уверял наивных башкир, что пуговица наделена чудодейственной силой; достаточно приложить ее к больному месту, чтобы вылечиться. Самое удивительное то, что башкиры действительно «выздоравливали» . По всей видимости, к верованию в оберегающую силу пуговицы восходит сохранившаяся поныне примета: если дорогу вам перебежала черная кошка, миновать злополучное место следует с закрытыми глазами и взявшись за пуговицу.

Вероятно, читатель обратил внимание на то, что при обсуждении магической функции пуговицы мы, в основном, опирались на факты из русской истории. И это не случайно. Именно на Руси эта функция пуговицы долгое время оставалась основной. Нам не известны сколько-нибудь убедительные факты о значимости этой функции у других европейских народов.

Итак, если значимость утилитарной и декоративной функций, а также порядок их появления у разных народов кардинально не различаются (во всяком случае, у нас нет оснований полагать обратное), то примечательно к магической функции, судя по всему, русская (или шире — славянская) традиция резко выделяется. Как это ни странно, свидетельство тому мы находим при сравнении языков — тех самых языков, которые сопровождают человека на протяжении многих веков развития и сохраняют множество следов и фактов бытия в разные исторические эпохи. Проведенный нами анализ этимологических данных по ряду индоевропейских языков позволили выделить три линии развития слов, имеющих ныне значение 'пуговица'.

Романская линия (ср. франц. bouton, итал. bottone, исп. baton, португ. botao). По одним данным отправной точкой этой линии послужило стар.-франц. butun, boton 'шишечка, почка, бутон', по другим — глагольная форма латин. *bottone < *bottare 'пронзать, протыкать, протискивать' и стар.-фр. buter, bouter 'упираться, бодаться'. Если по первой версии пуговица получила название по сходству формы, то во втором случае ясно, что название возникло по прямому, утилитарному назначению самого предмета.

Наличие в современном французском языке глагола butter 'упираться во что-либо' (как и англ. глагола butt 'упираться, бодаться; цель, мишень; подогнать по форме, размеру, состыковать') говорит в пользу версии глагольного происхождения. Сама собой напрашивается гипотеза о связи названия «пуговица» с ее чисто функциональной составляющей («она вдевается в петлю», «подгоняет концы одежды», «попадает в цель»).

С другой стороны, обращают на себя внимание и некоторые другие значения, которые мы будем называть «периферийными». Так, в аргентинском варианте испанского языка словом baton называют серебряную монету, висящую на поясе гаучо (пастуха) в качестве украшения. Здесь налицо еще одна — чисто декоративная — функция пуговицы; к ней мы еще вернемся.

Германская линия (ср. нем. Knopf, голл. Кnоор, исл. Кnаppr, дат. Кпор, ирл. cnaipe}. Этимология слова не представляет большого интереса для лингвистов, и потому в некоторых словарях оно просто отсутствует. Известны «предшественники» — нижненем. knoppe и стар.-англ. cnoep 'шишка, выпуклость, вершина'.

Говоря о германской линии, нельзя пройти мимо др.- сакс. hanaf и стар.-англ. haenep 'заколка'. Это значение можно в равной степени считать проявлением и основной, и декоративной функции пуговицы. Отметим случаи, когда слово выражает названные функции, не означая при этом 'пуговица'. Рум. buton соединяет в себе значение 'контакт' (как в англ. butt) и значение 'кнопка, заколка' — характерное более для германской линии, и при этом не имеет значения 'пуговица' (для последнего существует другое слово — nasture, этимология которого не известна).

Славянская линия (ср. русск. пуговица, словен. poglica, латыш. puoga и т.д.). По данным этимологического словаря русского языка М. Фасмера т. III. М., 1978, слово восходит к др.-инд. punjas 'куча, ком, масса'. Словари русского языка XIX в. возводят слова пугвица (погвица), пугва (пoгва), пуговина' круглое или шарообразное украшение; капли, брызги' к церк.-слав. пугва (погва) 'пуклость, выпуклость, горбок, холмик'. Получается, что слово возникло из необходимости назвать утолщение, бугорок (ср. польское диалектное слово pagwica, означающее 'утолщение на шее у козы, зоб'). Это роднит славянскую линию с двумя другими: во всех трех случаях возможным источником называния предмета «пуговица» выступала аналогия по форме — будь то выпуклость, почка, бугорок или шишка.

Учитывая, что все языки Европы активно взаимодействовали друг с другом на протяжении сотен лет, легко найти следы взаимопроникновения слов. Самый яркий пример здесь — английский язык, в свое время переживший колоссальное влияние французского. Будучи языком германским, он, тем не менее, имеет в качестве основного романский корень (button). Однако сохранились в нем и «следы» германского корня. Мы имеем ввиду, прежде всего, слово knob, в котором изначальное 'шишка, выпуклость' до сих пор остается основным значением (ср. также близкую по происхождению группу англ. слов knop 'шишка, набалдашник, почка'; knoll 'холм, бугор'; knot 'узел'). Однако ни в одном романо-германском языке нам не удалось найти следов славянского корня.

В русском языке заимствованное слово бутон употребляется ныне только в значении 'нераспустившийся цветок' (прямое заимствование из франц. bouton в том же значении). Как это ни странно, данное слово относительно «молодое». Достаточно сказать, что его нет в словаре языка Пушкина; отсутствует оно и в словарях Фасмера и Даля. Единственный «след» романской линии можно увидеть в названии коллекционеров пуговиц — филобутонисты. Что касается германской линии, здесь влияние на русский язык ощущается сильнее. Остается удивляться, как вообще «устояла» пуговица под напором немецкого knopf в петровские времена. Как бы то ни было, в современном русском языке остается слово кнопка, имеющее по отношению к пуговице явно ограниченную сферу употребления, да специальный термин кноп, которым яхтсмены обозначают особый вид канатного узла.

Обратим внимание на то, что пуговица в русском языке имеет тот же корень, что и слова пугать, пугало, пугач. Некоторые российские исследователи считают, что это совпадение связано как раз с тем, что охранительная и отпугивающая функция пуговицы у славян долго оставалась ведущей. Большинство древних пуговиц, гирек, бубенчиков и подвесов относилось к разряду «шумящих», о которых мы говорили выше. Самому же слову пуговица предшествовало слово пугалка, которое, по данным словаря Даля, долго сохранялось в некоторых русских диалектах (так назывался колокольчик, помещавшийся на воротнике или на специальной цепочке).

Подводя итоги сказанному, можно заключить, что у западных народов основными функциями пуговицы всегда были утилитарная и декоративная, в то время, как у славян на первое место ставилась функция оберега. Можно порассуждать в этой связи о том, как ценилась у славян душа и как они заботились о ее сохранении.

Протекли века, производство пуговиц стало массовым и многообразным. Многое ушло и позабылось. Магические орнаменты стали просто декоративными. Модифицированная символика древних оберегов в произведениях художников стала стилевым приемом.

В одежде современного человека основной функцией пуговицы остается все же утилитарная. Фурнитура, скрепляющая детали одежды, должна быть, прежде всего, удобной и надежной. Интересно отметить, что по ГОСТу в СССР пуговица должна была выдерживать нагрузку в 5 кг. Нынешние изделия в среднем выдерживают нагрузку в 500 г. Соответственно и сократился срок ее износа, то есть, рынок как бы подталкивает потребителя к частой смене изделия.

И последнее. Как бы ни трактовался вопрос о культурно-национальных традициях, мы не можем пройти мимо следующего факта. Известно, что каждая профессиональная группа имеет своеобразный «профессиональный» жаргон (компaс выдает моряка... и т.д.). Не стало исключением и «сообщество» специалистов фурнитуры. Анализ их жаргона на одной из последних ярмарок легкой промышленности, к сожалению, показал, что в их язык все активнее входят слова типа бутени, батоны и кнопфы. Остается надеяться, что границы узкоспециальной сферы употребления эти слова не перейдут, и хотя бы в данном случае русский язык сохранит собственные традиции, как он делал это на протяжении сотен лет.